Читать интересную книгу Статский советник Евграф Тулин [сборник] - Георгий и Ольга Арси

громко ответил Егор Пантелеевич, не открывая дверь дома. Через неё всё было слышно, так как дверью её назвать было сложно, из-за хилости и гнилости дверных досок.

– Что люди говорят об этом. Может, чего и кто слышал, видел?

Дверь вновь открылась, вышел дед Егор в накинутом рваном полушубке, одна нога была целая, вместо второй имелась деревянная основа, привязанная к культе. Постоял, посмотрел, опираясь на сучковатую палку, исподлобья на сыщика и наконец-то сказал: «Люди ничего не знают толком. Хотя все судачат. Один наш Лутовиновский мужик ночью слышал, как трёх коней мимо гнали, в седлах. Я тоже слышал и видел тень одного проезжающего, только ночь была, не рассмотрел всадника. Не могу сказать, в чём одет был. Верховой этот приостановился напротив дома и остальным, что-то крикнул. Примерно так: «Вай, вай, эряви азор, путомс камбраз, аелдамс авака». Затем соскочил с коня и подтянул подпругу. Потом вновь сел и поскакал, дело было после полуночи. У меня память на слова хорошая, вот и запомнил. Может где-то в словах и ошибся, но примерно так его речь звучала. Больше ничего не знаю. Ты вот что, барин, не тронь меня. Я старый солдат, две Турецких войны прошёл. Ни смерти, ни полиции не боюсь. И на Белёвский замок тоже плевать не хотел. Мы вот с собакой моей, Тусей, вместе с войны вернулись, живём, никого не трогаем и нас тоже никто не обижает. Милостив Бог и я по его милости не убог, пока дело своё есть. Так-то лучше, чем милостыню просить и побираться по людям. Если надо тебе «корчмы», то будет в пол цены. Я завсегда лично для полиции делаю, имей в виду. Могу и сейчас просто так штоф услужить. Как, договорились, барин? Если сам служил, то меня поймёшь. Военный инвалид я, содержание маленькое. Александровский комитет о раненых десять рублей в год назначил за потерянную ногу. Чем жить ещё? Работать на земле не могу, сам видишь! Ну так что, не предашь?

– Солдат солдата не предаёт, Егор Пантелеевич, не переживай! Делай свою коммерцию и дальше. Если понадобиться обращусь, никому про тебя не скажу. За предложение спасибо. Только повтори ещё раз медленно эту фразу, запишу, – с этими словами озабоченный и удивлённый услышанным сыщик, записал фразу, сказанную дедом-корчмушником.

Потом, искренне жалея старика, пошёл обратно к экипажу, где его ждала графиня. Содержание у инвалида войны было совсем небольшим, Александровский комитет существовал на пожертвования. Ежегодно собирая один процент от столовых, десять процентов от таможенных конфискаций, ежегодных отчислений из театров, всевозможных клубов и других заведений. Однако это были мизерные доходы для того, чтобы содержать всех инвалидов многочисленных войн России. Кроме того, в нем, как и во многих заведениях, случались факты воровства и обогащения за счёт потерявших здоровье калек.

Собака опять вылезла из-за яблони, одиноко стоящей во дворе и ненатужно облаяла сыщика, возможно подтверждая слова деда.

– Что узнал у этого интересного и колоритного деда, – уточнила Ольга.

– Да, кое-что узнал. Дед говорит, что трое верховых останавливались возле одного из домов по необходимости. Один из них подпругу подтянул у коня. Возможно, что это были разыскиваемые нами конокрады, как раз верховых по количеству пропавших коней. Разговаривали на непонятном языке. Произнесли одну фразу, он её запомнил. Я записал её, с его слов. Если всё воедино свести: пуговицу от гвардейского мундира. Слова «теперь на Ушкинскую и в Мильки» или «теперь на Ушкинскую и в Мульки». Сказанную дедом фразу, то можно прийти к выводу, что наших дорогих жеребца Антония и двух кобылок-маток, Эсмеральду и Крали, похитили люди пришлые, не тульские. Впрочем, об этом говорят и опрошенные прилепские жители. Завтра к Муратову, доложу свои предложения по дальнейшему розыску. Есть кое-какие мысли. Да и фразу попытаемся перевести. Узнаем, что за язык, что за люди эти, возможные конокрады. Молодец дед, память у него хорошая.

– Трогай, – приказал кучеру сыщик.

– Если тебе всё понятно, Евграф, тогда продолжай рассказывать о собственниках усадьбы, мы остановились на Гартунгах. Дорога ещё около часа займёт, успеешь мне всё рассказать, – попросила графиня.

– Николай Иванович Гартунг, отец Леонида, совершившего трагическое самоубийство, происходил из старинного Прусского рода, Чешского происхождения. Прошёл славный боевой путь сражений и походов за Русские интересы и во славу Русского оружия. В шестьдесят пять лет стал командующим отдельного корпуса внутренней стражи и инспектором резервной пехоты. Пятым командующим от времени его образования. Данную последнюю должность исполнял десять лет, являясь помощником военного министра империи. Добился очень больших успехов на поприще служения отечеству. Был награжден многими орденами и медалями. Имел земли в Тульской губернии, в сельце Федяшево. В семье было четыре сына, трое закончили Пажеский Его императорского Величества корпус. Интересующий нас Леонид Николаевич родился в 1832 году, был дружен с сыновьями Александра Сергеевича Пушкина, Александром и Григорием. Скорее всего и благодаря этой дружбе познакомился с Марией, дочерью поэта. Хотя, может быть их познакомил и отчим, Пётр Петрович Ланский. Второй муж Натальи Николаевны Пушкиной, в девичестве Гончаровой. Как известно, через семь лет после смерти поэта она повторно вышла замуж. В 1852 году после окончания Екатерининского института, Мария Александровна, стала фрейлиной императрицы, тоже Марии Александровны, супруги Александра II. В 1860 году состоялась семья Гартунгов-Пушкиных. Марии исполнилось двадцать восемь лет. В чине полковника Леонид Николаевич возглавил коннозаводческий округ в Тульской губернии. Проживая то в Федяшеве, в родовом имении, то в Прилепах, то на Верхне-Дворянской улице в Туле. Возможно, в это время он и прикупил у помещиков Скаржинских прилепскую землю для развития коневодства и усадьбу «Астебное». Так как еще с 1843 года всеми вопросами разведения и поставок коней в императорскую армию стало заниматься управление государственного коннозаводства. Как правило, главными управляющими назначались лица, имевшие собственные заводы по разведению коней. В 1870 году Леонида Гартунга произвели в генерал-майоры и назначили членом совета данного управления. Основная его служба при управлении заключалась в отборе лошадей и их поставке в действующую армию с конезаводов основных производителей. Семья Гартунгов имела в Туле большое количество друзей. В том числе дружили и с Львом Николаевичем Толстым. Но, однажды, из-за своей доверчивости и доброты, Леонид Николаевич стал душеприказчиком у одного ростовщика. После смерти этого господина, был втянут в семейные и судебные дрязги. Состоялся суд, который признал его виновным в кражах долговых расписок и других документов покойного. Дело слушали в Московском суде в 1877 году, пять лет назад. Через пятнадцать минут после обвинения в суде генерал смертельно выстрелил себе в грудь, сказав предсмертные слова: «Клянусь Всемогущим Богом, что я ничего не похитил. Прощаю своих врагов». Позже его оправдали. Выяснилась невиновность Леонида Николаевича, но было уже поздно! Он был мёртв.

– Что вы говорите! Какое истинное благородство! В это время я жила в Санкт-Петербурге и проходила обучение в Смольном институте. И что же, Мария Александровна простила убийц так же как и Леонид Николаевич? И они свободно гуляют, наслаждаясь жизнью? – уточнила графиня.

– Вот этого я сказать не могу. Знаю только то, что она заявила, что всегда была уверена в невиновности своего мужа, так как за семнадцать лет совместной жизни знала его характер более чем полностью. Все его повадки, достоинства и недостатки. Она, да и всё общество, считала и считает сейчас, что он был не способен к обману и мошенничеству. Говорят, что Мария Александровна сказала следующую фразу: «…Умирая он простил своих врагов, но я им не прощаю…». Что там далее, только Богу и Марии Алексеевне доподлинно известно.

– Кого же определили в главные виновники трагедии? – переживала Ольга.

– Общество обвинило товарища прокурора Московского окружного суда Муравьева, который произнёс в суде слишком эмоциональную речь, унижающую генеральское и дворянское достоинство старинного рода. Ему многие отказали от своих семей и приёмов. Владелец дома, где он проживал, попросил немедля